Последние сообщения

Всем привет, и с наступившим Новым годом!
Есть ли тут кто-нибудь, кто меня помнит? ;) Хотите новую книжку? :)

[XXIV.]

XXIV.

Кларк всегда боялась, что Эйдан будет чувствовать себя обделённым вниманием, а потому старалась всё свободное время отдавать ребёнку: вечера, выходные, каникулы. Безусловно, это повлияло и на её собственную жизнь. Весёлые компании, вечеринки, спонтанные полёты на Землю – всё осталось в прошлом. В том числе и личные отношения – на них не было времени. Таким образом в её жизни остался только сын и работа (и справлялась она с ними, кажется, неплохо). А вот из прежних друзей отношения сохранились только с Эхо Лавуа и Джоном Мёрфи, правда, вне работы виделась она с ними нечасто. Теперь же, когда её родители решили жить поближе к дочери и внуку, у Кларк стало появляться свободное время, но на что тратить его, было непонятно. Вот прямо как сейчас!
Гриффин отвела сына к деду, приготовила им ужин (поскольку бабушка ещё была на работе) и осталась не у дел. Игровая комната «поглотила» ребёнка, а отец вновь завёл разговор о квесте и глупости, которую совершила Кларк. После получасовой нотации дочь сбежала, сославшись на уборку дома. Однако дома делать ничего не хотелось. Промаявшись с книжкой до половины девятого вечера, Гриффин позвонила Эхо, чтобы узнать про работу. «Сектор А» был самым крупным в Службе интеграции, и все новые вводные начинались с него. Если сегодня они поступили Блейку и Лавуа, значит, скоро дойдут и до других секторов. Узнать заранее и подготовиться будет не лишним.
На квантфон Эхо ответила не разу, да и вообще ответила не она. Кларк увидела улыбающегося Айсли и веселящуюся позади него толпу в разноцветных, быстро сменяющихся лучах света.
— Р-о-а-н? – изумлённо выдавила Гриффин. – А почему ты?.. А где Эхо?
— На барной стойке, – хмельным голосом ответил парень, покачивая головой в такт быстрой музыке.
Кларк решила, что ослышалась.
— Где-е-е?
— В «Оранжевом луче».
— Я про стойку. Ты хотел сказать, ЗА барной стойкой?
— Нет, НА…. – глаза Роана озорно сверкали и смотрели сквозь голограмму Гриффин куда-то дальше. – Девчонки зажигают!.. Поспорили, кто кого перепьёт и перетанцует!
— Поспорили? – нахмурилась Кларк.
Айсли тотчас осёкся.
— Это не я! Честно!.. И не Лекса!.. Инициатором пари была Эхо!
Роан дотронулся до «треугольника», разворачивая кругом голограмму Кларк и демонстрируя происходящее. На барной стойке танцевали пятеро девушек, в том числе Лавуа и Смит. Публика внизу дружно подбадривала их криками, аплодисментами. Между тем бармен наполнил шоты и расставил их на краю стойки. Одна из девушек наклонилась за спиртным слишком резко – к счастью, множество рук подхватило её, не дав упасть на пол.
— Ка-а… Какого чёрта? – выдохнула Гриффин. – Эхо умом тронулась?!
— Нееет, нас сегодня замууучили… – растягивая слова, отозвался Айсли. – В основном её, конечно… Допросы, проверки, обыски… всю базу инопланетян перетряхнули…
— Что?! Почему?!
— Да там какая-то группа инопланетян… которая ещё год назад на учёте в «секторе А» стояла… проникла в правительственное учреждение на Земле… Расследование теперь ведётся аж несколькими структурами… В общем, Эхо сегодня… героически отбивалась от всех… Я ещё не встречал такую сильную… и смелую девушку… Я влюбился!..
— А ты что, с ней был?
— Угу… С «Данифаром» помог сладить…
— А Блейк? – сквозь зубы процедила Гриффин.
— Нет… Его не было… Он же в больнице… Вроде.
— И, так понимаю, после тяжёлого дня вы решили снять стресс в баре?
— Угу…
— Роан, немедленно стаскивай её со стойки! Её полстанции знает! Потом проблем не оберётся! Роан, ты слышишь меня?! Роан?!
Однако изображение пошатнулось, словно Айсли сбили с ног, а потом вообще исчезло. Кларк попыталась восстановить соединение по квантфону, но сигнала не было.
— Чёрт! Чёрт! Чёрт! Как он там сказал?.. «Оранжевый луч»?
Когда Гриффин явилась в бар, на стойке танцевали только Лекса с Эхо. Впрочем, уже не танцевали, а пили на брудершафт, сильно покачиваясь.
— Девушки согласились на боевую ничью! – объявил бармен под дружные аплодисменты.
А вот поцеловаться «танцовщицы» не успели – коварно улыбнувшись, Лавуа столкнула Смит со стойки прямо в руки Айсли и его соседей. Послав сопернице воздушный поцелуй, Эхо показала пальцами знак «V». Посетители расхохотались, впрочем, как и проигравшая сторона.
— Прихватила в реал разбойничьи замашки, – услышала Кларк, протиснувшись наконец к Роану.
— Зато весело!.. – пьяным голосом отозвалась Лекса и тут увидела Гриффин. – Ого!.. А вот это… фантастично!.. Или у меня глю… галю… галлюцинации?..
Между тем Эхо продолжила танец в гордом одиночестве, но под множество одобрительных возгласов.
— Роан! Сними её уже со стойки! – потребовала Кларк, указывая на подругу.
— А! Нет! Не галлюцинация!.. Всё, как обычно: сама не веселится и другим не даёт!.. – оказываясь рядом с Гриффин, резюмировала Смит. – Где у тебя тут режим… разморозки?
Лекса вдруг притянула девушку к себе и жадно припала губами к её губам. От неожиданности Кларк растерялась и не успела отреагировать. В тот же самый момент Эхо пошатнулась и свалилась со стойки – её подхватил Айсли. Лекса и Кларк тотчас поспешили на помощь, расстёгивая пуговицы на блузке и обмахивая барным меню (доброжелатели протянули).
— Вынеси её в коридор, – велела Гриффин, – здесь очень душно.
Когда их компания покинула бар, у Лексы от притока свежего воздуха (ну не от алкоголя же!) закружилась голова. Она прислонилась к стене, наблюдая за «реанимацией» Эхо с расстояния.
—Да дайте… поспать… – проворчала Эхо, не открывая глаз.
— Она не без сознания, она спит, – выдал очевидное заключение Роан.
— Зато мы все… заценили грудь… твоей подружки… – Лекса расплылась в луковой улыбке и подмигнула парню.
Кларк прекратила обмахивать Эхо, заснувшую на руках Айсли, и перевела строгий взгляд на Смит. Впрочем, сильно перебравшей Лексе было всё равно.
— Она не моя подружка…
Роан из загулявшей троицы был явно самый трезвый и здравомыслящий – так казалось Гриффин, но только до следующей фразы парня.
— Во всяком случае, пока… И вообще, тебя не её… не волновать её… не её грудь должна… в смысле, не должна…
— Меня и не волнует… – не отлипая от стены кивнула Лекса и перевела взгляд на лицо Кларк, а затем на грудь, – не её…
Слегка покраснев, Гриффин жёстко объявила:
— Так, всем пора расходиться по домам!
— Почему?.. Здорово же гуляли… – Смит, держась за стенку, повернулась к дверям бара и даже кому-то махнула рукой.
— Хорошо, – согласился с Кларк парень, – я доставлю… домой Эхо, а ты – Лексу.
— Почему Лексу я? Лучше – ты.
Айсли глянул на спящую на его руках девушку, а затем на Гриффин:
— А ты сможешь… её донести?
— А она что, совсем-совсем ногами не идёт?
— Она… совсем-совсем спит…
— Чёрт! – выругалась Кларк, досадливо поджав губы, а затем оглянулась. – А где Лекса?
— А это… не она снова… заходит в бар?
— Так, ладно, отнесёшь Эхо, только без глупостей! Сразу уйдёшь к себе домой, понял?
На губах Айсли расцвела озорная улыбка:
— О чём это ты?.. Иди лови Лексу… пока глупостей не натворила она… с другими. С тобой – можно… разрешаю.

XXV.

За Лексу потребовалось бороться: пока Кларк с Роаном решали, кто кого транспортирует домой, Смит успела прибиться к новой компании в баре. Конечно, отпускать её не хотели, да и сама «гулёна» жаждала продолжить развлечение. Гриффин пришлось соврать этой компании, что она офицер по надзору и, если Лекса не окажется в 22:00 в своей каюте, патруль арестует её, а заодно и всех, кто будет рядом, и в праздничные дни раньше утра никто не станет разбираться с задержанными. В общем, Кларк удалось вытащить Смит из бара и запихнуть в кабинку транспортёра, идущего по нужному маршруту. В отличие от лифта эти конструкции могли двигаться и по вертикали, и по горизонтали, перемещая до десяти человек. Однако сейчас девушки находились в кабинке одни.
— По-моему… ты сегодня побила… все рекорды по вранью, – заметила Лекса, разглядывая Гриффин затуманенным взором.
— У каждого свои недостатки, – сухо отозвалась Кларк. – Я хотя бы разборчива в связях.
Фраза вырвалась у девушки случайно, и она тут же пожалела о своей грубости (вспомнилась сразу история с февральской конференцией), но Смит вдруг рассмеялась.
— Каких… это?
— Ладно, забыли.
— Нееет… ничего не забыли… – Лекса упёрлась ладонями в стену кабинки справа и слева от Кларк. – Ты сегодня… целовалась со мной… я помню… Кстати, мы не закончили… Так что… в связях ты не… разборчива.
— А! Точно. Потому что ты-то целуешься со всеми подряд, – язвительно осекла Гриффин.
На секунду девушке показалось, что взгляд Лексы прояснился и сейчас грянет буря, но Смит мягко улыбнулась и покачала головой.
— Не со всеми… с теми… кто нравится.
— Угу. А нравится – каждый второй.
— Вторая… – поправила Лекса.
— Что?
— Каждая… вторая. Я девушек предпочитаю… А ты?
Кларк почувствовала, что краснеет. К тому же ей было крайне некомфортно от такой близости Смит.
— А я – трезвых! – наконец жёстко отрезала Гриффин.
— Трезвых… девушек?
— Лекса, я не собираюсь продолжать этот глупый разговор. Давай ехать молча. И отодвинься от меня, в любой момент могут люди войти.
— Хм… то есть, если бы… не люди, то… можно не отодвигаться?
— Я не это имела в виду, – напряглась Кларк, всё больше вжимаясь в стенку.
Глаза Лексы сузились, и в них загорелись лукавые огоньки.
— И всё-таки ты… тоже предпочитаешь девушек… Я не могу… ошибаться.
— Слишком большой опыт? – скрипнула зубами Гриффин.
— Просто ты так… злишься на меня… и за пари, и за… мой образ жизни… будто я тебе… что-то должна.
— Пьяный бред!
— Давай… ещё раз попробуем?
— Что? – тотчас насторожилась Кларк.
— Запустить реал с нуля.
В этот раз Смит даже выговорила фразу целиком и взгляд был практически осознанным.
— А без технических метафор?
— Забудем, что было…
— Это ты про спор, что соблазнишь меня? – вызывающе изогнула бровь Гриффин.
Лекса на секунду отвела глаза и неловко кивнула:
— И это тоже.
— Потому что теперь хочешь соблазнить не на спор, а просто соблазнить?
— Ну-у… и это тоже.
Кларк задумалась на некоторое время, а потом сдержанно сказала:
— Я забуду прошлое, потому что это помешает совместной работе в будущем. Что касается «соблазнить» – твоим новым трофеем я не стану.
Вынырнув из полукольца рук Лексы, Гриффин встала сбоку от неё. Но Смит своё положение не поменяла – видимо, обходиться без опоры было трудно.
— Я не смотрю на девушек… как на трофеи, – мрачно пробормотала она. – Но я тебя поняла.

И со всеми прошедшими и наступающими))
У нас ещё Старый новый год и Восточный новый год))

Мо Ли не имевшая сил, да и не видевшая смысла в том, чтобы сопротивляться, тряпичной куклой повисла на руках евнухов. Их путь по коридору был недолог. Пройдя пару поворотов, евнухи вышли из дворца и в сгущающихся сумерках прошли по внутреннему двору в направлении  подсобных помещений. Затащив Мо Ли в одно из них и опустив ее на пол, они ушли заперев за собой дверь.
Чуть переведя дух Мо Ли огляделась. Комната была небольшой, и пустоватой и выглядела не как помещение в котором живут. Однако кое-какие предметы обстановки здесь были. Недалеко от входа стояла широкая скамья, в дальнем углу разместилась простая кровать, и напротив нее столь же примитивный стол и высокий стул. На противоположной от входа стене высоко под потолком было маленькое окно. Постепенно  темнело, было тихо и пахло пылью. Мо Ли лежала на полу, несмотря на то, что кровать в комнате имелась, и теоретически можно было бы лечь на нее. Но в случае Мо Ли теория и практика сильно расходились в деле.
Помимо того, что она знала, что хоть сейчас ее и оставили в покое, это ненадолго. Рано или поздно, придет придворная дама Чень, и Мо Ли все равно придётся сползти на пол и встать на колени, так к чему лишние движения, особенно в условиях когда каждое из них доставляет жуткие мучения? И Мо Ли просто лежала на полу, в единственно возможной для нее позе, хоть и неприятно напоминавшей ту, в которой она была во время экзекуции.
Скоро комнату заволокла почти полная темнота, разбавляемая только слабым светом луны из маленького окна. Несмотря на то, что Мо Ли не шевелилась, боль не успокаивалась, а расходилась волнами по всему телу, и малейшее движение и прикосновение одежды,  делало ее и вовсе невыносимой. Спина горела, но самой Мо Ли было холодно, ее начинал бить озноб. Как будущий медик проучившийся год, она прекрасно понимала, что происходит с ее телом, но помочь себе не могла никак. Ее это пугало, но ещё больше ее пугала перспектива будущего допроса, ставкой в котором была ее жизнь.

Мо Ли совершенно не представляла как сможет оправдать себя и доказать собственную невиновность. У нее был только один вариант - говорить правду, и надеяться, что этого окажется достаточно. Но Мо Ли была вовсе не настолько наивна, и понимала, что случившееся очень странно, и вряд ли все будет так просто.

А ещё, Мо Ли ругала себя за опрометчивость. Ох, как она себя ругала! И давала себе зарок, что если выживет, то в будущем, будет руководствоваться идиомой - «智取胜于力» (zhì qǔ shèng yú lì), то есть "Ум побеждает силу", и прежде чем действовать, будет все обдумывать и не лезть на рожон. И если в случае с найденной у нее шпилькой Мо Ли была никак не виновата, то то, что сейчас ей так больно и плохо, целиком и полностью ее вина! Она недооценила серьезность иерархической системы, за что и поплатилась. А ведь принц ее предупреждал.
Мо Ли вспомнила его слова сказанные им во время его первого визита к ней: «В мире династии Тяньшэн каждый жест имеет значение. Игнорировать этикет — значит игнорировать власть». Она поняла, насколько он был прав только теперь. Поняла, насколько была глупа и наивна. И поняла, насколько принц на самом деле был терпелив и милосерден к ней.

Но мысль о Нин И почему-то неприятно царапнула, вместо того, чтобы успокоить. Мо Ли пытавшаяся хотя бы уйдя в размышления отвлечься от боли, постаралась понять, почему?
И чуть подумав, до нее дошло. Все это время, с того самого момента, когда нефритовую шпильку нашли у нее, Мо Ли терзало чувство нереальности, неправильности и странности происходящего. Слишком внезапно все произошло, слишком невероятно! Очень было похоже на... подставу. Но кому нужно подставлять простую служанку низшего ранга? Зачем? Только если кто-то знал, что она не простая служанка. Но кроме Нин И и его людей этого не знал никто. В этом Мо Ли была уверена, потому что если бы об этом узнали, она в ту же секунду была бы схвачена. И для этого вовсе не было нужды прибегать к таким сложностям как подброшенная драгоценность.

А вот у Его Высочества могли быть и возможности и желание. Может быть она ему больше не нужна? И он просто избавляется от свидетелей чужими руками?
Мо Ли понимала, что возможно не права, но и совсем отбросить эти мысли тоже не могла. Милосердие принца вовсе не исключало его холодной расчётливости.
Она не знала, сколько прошло времени, Мо Ли очень устала, и ее клонило в сон, но она не могла позволить себе заснуть, пытаясь подготовиться к тому, что ее ждёт, просчитать каждое свое действие и слово, чтобы больше не ошибиться.
Она лихорадочно вспоминала правила этикета преподанные ей Синь Цзыянем, теперь уже в полной мере понимая их важность.

И когда вдалеке послышались шаги многих ног, сердце ее забилось в страхе, но она была насколько это возможно, готова встретить свою судьбу лицом к лицу и сделать всё, чтобы выжить.





**Ссылки и пояснения:**

¹ - Слово "先生" (xiānshēng) на китайском языке переводится как "учитель" или "господин". В зависимости от контекста, это может также использоваться как форма вежливого обращения к мужчине.

² - Слово "主人" (zhǔrén) в китайском языке имеет несколько значений в зависимости от контекста. Вот основные из них:

  а) Обозначает человека, который владеет чем-то, например, домом, пространством или животным.
 
  б) Значение связано с уважением и может использоваться для обращения к человеку с высоким статусом или авторитетом.

  в) В некоторых контекстах может использоваться для обозначения учителя или наставника, особенно в традиционных и духовных практиках.
 
  г) В некоторых ситуациях это слово может указывать на человека, который ведет или управляет группой людей.

³ - Слово "主子" (zhǔzǐ) в китайском языке означает "господин" или "владелец". Оно может использоваться в контексте обозначения человека, который владеет чем-то или обладает властью над кем-то. В некоторых случаях это слово может иметь исторический или литературный оттенок, указывая на отношения между хозяином и слугой.
Именно так например, обращается Нин Чэн к Нин И.

⁴ - Этикетный ритуал Ци Шоу (稽首) означает «класть земной поклон». Это самый торжественный вариант приветствия из девяти поклонов. Китайцы выполняют его следующим образом: их левая рука прижимает правую руку (у женщин  наоборот), они складывают (опускают) руки перед коленями, затем медленно опускают голову к земле перед руками и остаются некоторое время в этой позе. Все действия спокойные и медленные. Таким образом подчиненные встречаются с высшим руководством.

⁵ - Сяо бянь (小鞭, xiǎo biān) — это легкий кнут, который использовался в разных  ситуациях в древнем Китае. Он отличался от обычного кнута меньшей длиной и был более гибким и легким, что позволяло эффективно применять его для наказаний или как средство внушения дисциплины.
Легкость и мобильность этого кнута делали его удобным инструментом для быстрого применения.

[Подсюжет. Нефритовая шпилька.]

Всем привет.   Как же давно меня здесь не было(  
Но жизнь вносит свои коррективы. Здорово, что форум жив!
Меня тем временем уже несколько лет как, целиком и полностью захватил Китай. Никогда бы не подумала, но вот так.
Последние два месяца прорвало даже на вот это кхм, сомнительное творчество))) Почти десять лет ничего не писала...
Просто оставлю это здесь. Ни для чего.

Подсюжет. Нефритовая шпилька.

Глава 1. Наказание

"Даже за самой темной ночью всегда наступает рассвет. Только не все его увидят..."


Весь вид его строгий и отстранённый, не располагал к фамильярности, но глаза показались Мо Ли не такими уж и холодными. В любом случае он был ее последней надеждой.

Мо Ли стоя на коленях меж двух евнухов, лихорадочно соображала, как лучше обратиться к Главному евнуху. Несмотря на то, что при обучении  Синь Цзыянь уделил много времени этому аспекту ее будущей жизни во дворце, и подошёл к вопросу очень тщательно, и до сих пор проблем у Мо Ли с этим не возникало, но сейчас, в данный момент, из-за шока, внезапности всего случившегося, и понимания, что ошибиться никак нельзя, на нее нашел некий ступор, она мысленно прокручивала в голове варианты и никак не могла решить, что будет лучше и уместнее. Как к нему обратиться? Подчеркнув его высокий статус, обратившись насколько это возможно официально, и при этом подольстившись, назвав – "Да Хуан Гуан" (大宦官) - Великий евнух? Но не обидит ли его такое обращение, ведь оно не только подчеркивает его статус, но и указывает на то, что он евнух?

Назвать его просто – "先生" - Сяншен¹? "主人" - Чжурен²? "主子" - Чжуцзи³? Что делать? Ошибившись она только усугубит свое и так тяжёлое положение. Она понимала, что должна проявить крайнюю почтительность и вежливость. Может вообще отказаться от этой идеи и промолчать? Но это ее единственный и скорее всего последний шанс. Если он сейчас уйдет, то что ей делать? Как доказать свою невиновность, станут ли ее слушать? Мо Ли знала, что обвинение в воровстве у дочери императора - это очень серьезно! Последствия будут тяжёлыми. Знала она также и то, что не имеет права обращаться к Главному евнуху по своей инициативе. Но она решила рискнуть. Возможно, сыграло свою роль и то, что Мо Ли была из другого мира, и несмотря на то, что выучила все правила поведения, в душе она
видимо до конца не могла поверить, что это на самом деле и серьезно.

Мо Ли стоя на коленях выполнила самый торжественный вариант приветствия для высшего руководства - Ци Шоу (稽首)⁴, для чего сложила руки перед собой и медленно опустив их, склонилась в земном поклоне коснувшись лбом пола. В этот миг она почувствовала, как покрывается холодным потом, осознавая, что её жизнь  висит на волоске – и этот покорный жест мог быть ее единственным спасением.
Мо Ли ощутила, как время остановилось, каждое мгновение казалось вечностью, и всё вокруг окуталось тишиной, полной ожидания.
Замерев ненадолго в этой позе, она чуть выпрямилась, и проговорила не поднимая глаз, но все же осторожно следя за реакцией Главного евнуха:
– Да Хуан Гуан, позвольте мне объяснить.

Казалось, все присутствующие замерли, потеряв дар речи от подобной дерзости. Сам Чжао Юань никак не отреагировал, словно обращались не к нему, но глаза его ощутимо похолодели. Тут бы Мо Ли и остановиться, но отчаяние плохой советчик.
– Да Хуан Гуан, я всего лишь лист, подхваченный бурей обвинений, пожалуйста, скажите, как я могу найти прибежище в Вашем мудром руководстве?

Сдерживая явно плещущееся в глазах раздражение, Чжао Юань повернулся чтобы уйти. Он был очень терпелив, и это был совершенно ясный ответ на мольбу Янь Ю, но к ее беде она ему не вняла, окончательно потеряв чувство реальности. Ей казалось, что если он сейчас уйдет, то для нее все кончено. И она вцепилась в подол его одежды, умоляя:
– Пожалуйста, поверьте мне.

Если до этого в глазах Чжао Юаня плескалось раздражение, то сейчас они потемнели от сильнейшего гнева. Он резким движением выдернул подол из рук Янь Ю, и как кнутом ударил ее резким:
– Наглость!
Коротко взглянув на одного из своих евнухов, он велел:
– Научи её уважению к власти, чтобы подобное больше не повторялось.

Тот без слов шагнул к Янь Ю, за шкирку отшвырнул ее подальше от Главного евнуха и приказал:
– На колени!

У Мо Ли от нереальности происходящего звенело в голове, а все тело было ватное, ей казалось, что все это происходит не с ней, слишком внезапно случилась катастрофа. Она приподнялась с пола на котором была распростёрта после рывка евнуха, и встала на колени.

Тот медленно доставал из-за пояса лёгкий кнут - сяо бянь (小鞭)⁵, и разворачивал его кольца под размеренные звуки голоса Чжао Юаня:
– Каждый, кто служит во дворце, должен помнить о своем месте и строго соблюдать правила.

Мо Ли словно в тумане отметила испуганные лица служанок, злорадство вперемешку с гневом на лице няни, поняла, что своим безрассудным поведением поставила в неловкое положение и ее. И это было плохо. Вместо того, чтобы помочь себе, Мо Ли лишь выкопала яму поглубже, разозлив Чжао Юаня и даму Чень, людей от которых зависела её жизнь.

Евнух сделал шаг назад, и кнут плавно размахнувшись просвистел в воздухе, и с глухим хлопком опустился на её плечи. Боль оказалась острой и резкой, но вполне терпимой, Мо Ли вздрогнула, но вцепившись руками в подол своего платья заставила себя стоять на коленях, ровно выпрямив спину.
Она, которую за всю ее жизнь никогда не били, не знала чего ждать, но теперь думала, что пожалуй выдержит это. И в ответ на насилие, где-то позади страха, зародилось и невесть откуда взявшееся упрямство и не сломленная гордость, помимо воли отразившиеся во взгляде.

Чжао Юань внимательно наблюдал за происходящим. Его глаза сузились, когда он заметил, как Мо Ли, несмотря на боль, старается сохранить свою гордость. Он ожидал, что она смирится под давлением, но её упорство лишь разожгло его гнев. Он мог бы простить её дерзость, если бы она продемонстрировала хоть каплю уважения, но сейчас её стойкость воспринималась как вызов.
— Непокорная, — негромко произнес он, и его голос звучал как предостережение.
Он неодобрительно покачал головой и осуждающе поцокав: «Ц-ц-ц», отразил на лице чувство разочарования и даже презрения. Она не должна была бороться с наказанием. Пусть поймет, что её гордость не поможет в этом дворце.

Исполнитель, стоявший вполоборота, сразу же уловил, что его действия ещё недостаточны. Он знал, что возмутительное упрямство, проявленное в её взгляде, должно быть наказано более жестоко, иначе Чжао Юань останется недоволен.
Следующий удар пришёлся по пояснице, был намного сильнее и вырвал у Мо Ли удивленный вскрик боли. Теперь уже она не удержала ровную позу, как намеревалась изначально, и не упала вперёд только потому, что опёрлась о пол руками.
И каждая попытка Мо Ли подняться и сохранить гордую позу лишь подогревала решимость евнуха. Она начала вставать, чтобы снова  вызывающе выпрямиться, но не успела, очередной удар через всю спину вновь выбил из нее вскрик.
И это было именно то, что хотел увидеть Чжао Юань. Каждый её стон  звучал как напоминание о том, что она должна знать своё место.  Наказание должно было продолжаться, пока она не осознает, что упрямство – это не то, что можно позволить себе во дворце, где каждое её движение под наблюдением.

Удары вездесущего кнута не давали ей подняться, пресекая любую попытку, и становясь все чаще, вколачивали в пол не только тело Мо Ли, но и её надежду выйти из ситуации с достоинством.

Мо Ли не успевала реагировать, она не знала, куда придется следующий удар, и это заставляло ее направлять все внимание на каждый звук, каждый шаг, каждый жест. А каждое движение кнута ассоциировалось с предстоящей болью, которую она теперь уже знала.
Удары кнута вызывали резкие спазмы в мышцах, оставляя за собой ожоги и синяки, от чего каждая новая боль ощущалась как острая волна, накладывающаяся на предыдущую и обрушивающаяся на её тело. Начальная терпимая боль перерастала в невыносимую, угнетающую, заставляя её дух и тело сдаваться.

Она давно уже оставила попытки подняться и просто лежала на полу на коленях, оперевшись на него локтями, опустив голову между рук, закусив губу, чтобы не кричать и только вздрагивая от ударов и прерывисто дыша. Ритм ударов изменился, стал монотонным и предсказуемым, и эта безжалостность и неотвратимость заставляла каждую секунду тянуться в мучительном ожидании следующего удара, растягиваясь в вечность.
Вся ее спина от ягодиц до плеч горела острой болью, но гораздо хуже чем боль было чувство публичного унижения и полной беспомощности.

Чжао Юань внимательно наблюдавший за ходом исполнения наказания, отметил, что ее гордость и желание сопротивляться явно сломлены, а физические возможности почти достигли предела. Ещё немного и наказание выйдет за грань приличного и разумного, а Чжао Юань был вовсе не жесток. И он приказал:
– Достаточно.

Исполнитель немедленно и похоже даже с облегчением, опустил кнут, коротко глянул на молча развернувшегося и уходящего Чжао Юаня, и сворачивая ремень в кольца, последовал за ним.

На какое-то время в комнате воцарилась оглушительная после свиста кнута, тишина, нарушаемая лишь звуками тяжёлого, надрывного дыхания Мо Ли.
С затуманенным от боли сознанием она далеко не сразу поняла, что наказание уже закончилось. И даже когда это осознание до нее дошло, она не изменила позу, оставаясь лежать ничком на полу. Она боялась пошевелиться, не только по причине того, что любое движение, даже такое незаметное, как просто дыхание, отзывалось волнами боли, но и потому, что получившая жестокий урок, теперь уже она не решалась пошевельнуться, чтобы своими действиями вновь не вызвать чьё -то неудовольствие.

Как сквозь вату она услышала обращённые к ней слова придворной дамы Чень:
– Нечего лежать, поднимайся!

Мо Ли медленно попыталась оторвать голову от пола, хотя бы этим показав, что услышала приказ, и не игнорирует его. В груди всё ещё звенела страшная боль от ударов, и каждая попытка сдвинуться вызывала новые ее волны. Ей было невозможно даже подумать о том, чтобы шевельнуться.
Мо Ли взяла небольшую паузу, глотая очень долго сдерживаемые и наконец  прорвавшиеся слёзы, собирая силы. На нее внезапно навалилась жуткая тоска и больше всего ей хотелось заскулить бесполезно-отчаянное: – "Мамочка, забери меня отсюда".

Но приказ дамы Чень был неизменным:
– Не заставляй меня повторять! Вставай!

И от него не было иного пути, кроме как подчиниться. Она не смела создать лишнего шума, боясь вновь вызвать гнев или неудовольствие. Руки, пытаясь найти опору на холодном полу, дрожали, а пальцы слабо впивались в поверхность, будто искали зацепки, чтобы подняться. Мышцы словно отзывались на каждое её движение сильными спазмами, и Мо Ли с трудом сдерживала стон.

Собрав всю свою волю, она попыталась выпрямить спину но позвоночник отозвался резкими болевыми ощущениями, и вместо полного подъема она лишь вновь упала вперёд, опираясь на руки и тяжело дыша. Лицо её побледнело и исказилось от боли, и она зажмурилась, стараясь сосредоточиться на приказе и забыть о мучительном дискомфорте, который её преследовал.

— Я... поднимусь... — едва шепнула она, но голос её чуть не сорвался. Собравшись с духом, она начала подниматься, но движения были столь медлительными и осторожными, что момент казался вечностью. Мо Ли прижимала ладони к полу, ощущая его пронизывающий холод, а затем медленно выталкивала себя вверх, преодолевая каждую волну боли.

Её голова кружилась, и она в какой-то момент даже подумала, что снова упадёт. Но она сжала зубы, стараясь не поддаваться слабости. Каждый миг, когда она поднималась, напоминал о недавней боли, а страх вновь оказаться в том же положении сковывал её движения.

В конечном итоге, ей удалось встать на ноги, мир вокруг нее казался неустойчивым, она стояла неуверенно, чуть пошатываясь и прижимая руки к себе, словно пытаясь хоть как-то стабилизировать положение. Её взгляд был опущен, она боялась встретиться глазами с дамой Чень, ожидая, что тот или иной неверный жест вновь ввергнет её в пучину немилости.

Няня смотрела на попытки Янь Ю со сдержанным раздражением, но не торопила ее, ограничившись лишь недовольным выражением лица. И когда  Янь Ю наконец поднялась, с сомнением осмотрела служанку, но все же велела:
– Иди за мной.
И развернувшись направилась к выходу из комнаты.

С испугом следя за тем как она уходит, Мо Ли собрала остатки мужества и сделала неуверенный шаг вперёд. Однако, несмотря на все её усилия, тело отказывалось подчиняться, а каждая попытка оборачивалась внутренней борьбой.
Ноги, словно ставшие каменными от боли, протестовали против движения.
Все происходящее казалось абсурдным, ведь это всего лишь шаг, но каждый сантиметр давался ей с невероятным трудом.

Мо Ли зажмурилась, пытаясь зацепиться за какое-то чувство стойкости, но в этот момент мир снова закружился вокруг неё.
Она сделала ещё попытку и вдруг осознала, что равновесие теряется — пол под ногами перевернулся, как будто земля разошлась в стороны. Мо Ли лишь успела инстинктивно выставить руки, но это не помогло, ноги её подкосились и она тяжело ударилась об пол, слишком близко к тому же месту, где ей довелось пережить боль.

Падение было резким, и в этот миг она почувствовала себя совершенно беспомощной, как будто все её старания, и вся ее жизнь до этого момента не имели смысла. Слезы вновь заполнили её глаза, но теперь она сдерживала их, ловя дыхание, сжимая губы, как будто пыталась найти в себе хоть каплю силы.

— Забери меня отсюда… — едва слышно прошептала она, не обращая внимания на взгляд обернувшейся на звук падения няни, который, вероятно, был полон раздражения и презрения.
В комнате вновь воцарилась тишина, Мо Ли неподвижно лежала больше не делая попыток подняться, лишь напряжённо и со страхом прислушиваясь к приближающимся шагам дамы Чень.

Сделав несколько медленных шагов к Янь Ю, няня остановилась и окинула её недовольным взглядом, который постепенно сменился на нечто вроде осознания. Служанка всё ещё лежала на холодном полу, уставившись в пустоту, и её дыхание было поверхностным и прерывистым, как будто оно могло оборваться в любой момент. Няня наклонилась, чтобы получше рассмотреть её. Мучительная слабость и дрожь, которую явно выдавало её тело, не оставляли сомнений: Янь Ю не сможет идти самостоятельно.

В этот момент вперёд нерешительно выступила Сяо Лань и робко осмелилась обратиться с просьбой:
– Госпожа, я заметила, что Янь Ю может испытывать трудности. Если вы позволите, могу ли я предложить вам свою помощь?

Няня, осматривавшая Янь Ю, была охвачена смесью раздражения и понимания, что состояние служанки все же требует внимания, но у нее уже сложился план действий. В том состоянии, в котором Янь Ю была сейчас, допрашивать ее было нецелесообразно, разумнее было пока заняться другими, а этой дать немного отдохнуть. Иначе она грозила потерять сознание прямо во время допроса.

На лице дамы Чень проявилась тень, когда ее взгляд повернулся к Сяо Лань которая рискнула обратиться к ней с предложением помощи. Ее вовсе не обманывала учтивость просьбы, она прекрасно понимала истинную причину. Сдерживая свой гнев, она ответила:
— Ты думаешь, её слабость — это причина, чтобы вмешиваться?

Её голос звучал холодно и безразлично, однако под внешним равнодушием тлело сдерживаемое неприятие, и взгляд брошенный на Сяо Лань не обещал той ничего хорошего:
— Твоя забота о других замечена, но в данном случае в этом нет необходимости.
Отказав служанке, придворная дама Чень обратилась с приказом к евнухам:
— Заприте её в комнате для допроса. Не тратьте время, просто отведите её, как есть.
В душе няни клокотало возмущение: эта паршивка Янь Ю посмела просить защиты у Главного евнуха! Неслыханная наглость! И даже несмотря на то, что её состояние после наказания создавало определенные трудности, все равно няня была полностью удовлетворена решением Чжао Юаня. Соблюдение порядка вещей и высшей справедливости важнее всего!

Двое евнухов подойдя к лежащей на полу служанке, подхватили ее под руки, подняли и наполовину повели, наполовину потащили к выходу из комнаты.
Няня отвернувшись от них, перевела тяжёлый взгляд на оставшихся в спальне, стоящих с опущенными головами испуганных служанок.

С Новым Годом!

[XXIII.]

Эхо принялась тормошить парня за плечи.
— А-у-у… – выдавил Айсли, открывая глаза и щурясь от света.
— Ты жив?!
— И тебе доброе утро, милая Разбойница…
— А почему же ты на полу? – слегка растерялась Лавуа.
— Просто не успел вчера дойти до дивана.
Роан расплылся в плутовской улыбке, скользя взглядом по девушке в одной ночной сорочке. Хлопнув пару раз глазами, Эхо быстро поднялась на ноги.
— Кажется, мы вчера договорились, что ты утром сразу уйдёшь, – строго сказала хозяйка каюты.
— А как же завтрак? – поинтересовался Айсли, тщетно пытаясь не смотреть на ноги девушки (только, как не смотреть, лёжа на полу?).
— Мне некогда готовить! Мне на работу надо! По твоей милости ещё и одной туда идти!
Поднявшись с пола, Роан одёрнул свою стильную графитно-чёрную рубашку с синими кантом и обезоруживающе улыбнулся.
— Я имел в виду, что я приготовлю завтрак, а ты пока умывайся, одевайся.
— Ты приготовишь? – с сомнением переспросила Эхо.
— Миледи, чему вы удивляетесь? Перед вами мужчина, который умеет всё.
— О-у! – иронично протянула Лавуа. – Ну хорошо, давай посмотрим, что ты умеешь…
Айсли галантно отвесил поклон и направился к дальней двери. В голове уже крутились десятки незамысловатых рецептов, но хотелось чего-нибудь особенного, чтобы поразить Эхо.
— Нет! – окликнула вдруг девушка. – Это моя спальня, кухня справа.

Шоколадные панкейки со сметанным кремом, брускетты на основе омлета с творожным сыром, шпинатом и вялеными томатами, а ещё кофе с инжиром (достаточно сладкий, чуть терпкий и удивительно ароматный). Сказать, что Эхо была поражена таким завтраком – не сказать абсолютно ничего. Когда Беллами оставался у девушки на ночь (или наоборот), он даже тосты сам приготовить не мог.
— Ты поваром, случайно, не подрабатываешь? – поинтересовалась Лавуа, попробовав завтрак.
— Когда с Лексой учились в технической академии, подрабатывали в выходные в маленьком ресторанчике официантами, – отозвался Роан. – Так, кое-что интересное подглядели, на заметку взяли.
— Спасибо. Очень аппетитно. Волшебный вкус.
— Ну я же Маг.
— Ма-а-аг, – задумчиво протянула девушка. – Кстати, мы потеряли тебя из вида на трибунах. Куда ты делся?
— Толпа вынесла на улицу, а потом я заметил, что Шейний куда-то спешит. Я пытался проследить, но, когда на горизонте замаячила пристань, меня вышибло в реал.
— А когда ты собирался сказать (не только Лексе, но и остальным), что Шейний и есть Чёрный Колдун?
Глаза Эхо подозрительно сузились.
— Эмм… Ну-у… А чего зря пугать? Когда почувствовал бы, что пора, тогда и сказал бы.
— А Лексу, значит, пугать можно?
— Чтобы напугать Лексу, надо очень постараться! – рассмеялся Роан. – Она как-то на спор ночью на кладбище… кх… хотя эта история не для завтрака. Извини. Давай лучше про третий уровень. Второй мы с тобой правильно отгадали. Попробуем снова просчитать вероятность.
— Мне на работу надо, – скептически напомнила девушка.
— Иди. А я пока буду изучать Средневековье.
— Что именно?
Айсли пожал плечами, отхлёбывая кофе.
— Не знаю… Крестовые походы. Рыцари. Война Белой и Красной Розы. Великие мореплаватели и пираты. Конкистадоры. Сокровища ацтеков. Золотая орда. Великий шёлковый путь. Порох. Самураи. Ниндзя.
— Нет-нет-нет, – покачала головой Лавуа. – Это Джон – он мыслит стереотипами и выбирает «яркие сложности». Если древняя эпоха, то динозавров. Если динозавр, то один из самых страшных – тираннозавр. Если античность, то Древний Рим. Если Рим, то какая-то катастрофа – например, извержение Везувия.
— А если Средневековье?
— Бубонная чума, проказа. Инквизиция, охота на ведьм. Пытки и публичные казни. Голод. Множество войн, религиозный фанатизм.
Нахмурившись, Айсли неприятно поморщился.
— Что-то мне совсем не хочется на третий уровень. И изучать Средневековье тоже не хочется. А может, я за компанию с тобой на работу схожу? В смысле, к тебе на работу.
— И что я скажу начальству? – усмехнулась Эхо.
— Скажешь, мол, терялась в догадках, зачем вызывать на работу в Рождество. Очевидно же, что случай из ряда вон! Поэтому и прихватила технического специалиста.
— Тааак… вот теперь что-то мне совсем не хочется на работу. Я бы лучше Средневековье поизучала!

Под предлогом Рождества Кларк с сыном пришли к бабушке в медицинский сектор, чтобы навестить, поскольку у той сегодня было дежурство. Расспросив о ночи, Гриффин без труда выведала у матери про Джаспера Джордана – «пациента с дурью в голове» (так назвала его доктор Эбигейл Гриффин). Улучив момент, Кларк оставила сына в кафетерии с бабушкой, а сама отправилась проведать Джаспера.
— Забыл про сахар… Ой! – услышала девушка, заходя в палату. – Извини, перепутал.
Гриффин улыбнулась, приближаясь к кровати.
— Я не медсестра. Привет! Я – Кларк. Но меня ты знаешь, как Жрицу Друидов.
— О-у… Привет, – слегка смутился парень. – Столько внимания в один день…
— Как ты себя чувствуешь?
— Да нормально. Это врачи перестраховываются.
— Им виднее, – назидательно заверила Гриффин.
В тот же момент из дверей раздался знакомый голос:
— Ты не сказал, тебе с сахаром или…
Кларк резко обернулась: перед ней стояла Лекса со стаканчиком кофе в руке. На ней был брючный шёлковый костюм в стиле кимоно изумрудного цвета с чёрной вышивкой.
— Или без, – закончила наконец фразу Смит, подходя ближе.
— Без. Спасибо, – благодарно кивнул Джордан, забирая стаканчик. – Знакомьтесь. Лекса, это Кларк. Кларк, это Лекса.
Гриффин выдавила улыбку:
— Угу, мы знакомы.
Между тем Смит протянула парню его кофе.
— В смысле, в реале знакомы? Или знаете про квест? – не понял Джаспер.
— Знаем, – сдержанно кивнула Лекса.
— Хм… А я думал, это закрытая информация. И никто не расскажет, как я улепётывал от динозавров!
Девушки улыбнулись, правда, через секунду покосились друг на друга и тотчас сделались серьёзны.
— Не понял, кто разрешил устраивать в этой палате проходную?
Строгий голос за спинами Лексы и Кларк заставил тех вздрогнуть. Девушки синхронно обернулись.
— Пап, что ты тут делаешь? – удивлённо спросила Гриффин.
— К маме зашёл. А вот ты что тут делаешь? И вы, миз Смит (насколько помню)?
Девушки замялись, но их опередил Джаспер:
— Док, не сердитесь! Это мои… компаньоны по Игре. Навестить меня пришли.
Лицо Джейка Гриффина вытянулось, глаза изумлённо округлились.
— Кларк?.. Ты тоже? Я считал тебя здравомыслящим, ответственным человеком! Как можно было согласиться на подобный эксперимент?!
Потупив взгляд, дочь растерянно закусила нижнюю губу.
— Эмм… Я, пожалуй, пойду, – осторожно пробормотала Лекса, пробираясь к двери.
Однако сбежать ей было не суждено.
— Да! Обе сейчас пойдёте в мой кабинет! – отрезал Джейк. – У меня будет с вами серьёзный разговор! Марш!

XXIII.

— А я-то почему должна здесь быть? – пробубнила себе под нос Смит, опускаясь в кресло по соседству с Гриффин.
Они с Кларк находились в кабинете Джейка. Пока одни.
— Потому что мой отец – твой лечащий врач, – сухо напомнила Гриффин, кивнув на левое запястье Лексы.
Девушка перевела взгляд на свою некогда больную руку, пару раз сжала пальцы в кулак и, вздохнув, принялась терпеливо ждать доктора. Тот явился минут через пять.
— Итак, девушки, просветите меня, что подвигло вас к такому глупому и безответственному поступку? – строго поинтересовался Джейк, присев на край столешницы (отчего стал возвышаться над оппонентами, и без того чувствовавшими себя некомфортно). – Кларк, ты же умный человек.
— Пап, не надо… – смущённо попросила дочь.
Однако доктор ждал ответа и явно отступать не собирался. Обречённо вздохнув, Кларк принялась объяснять:
— Ну просто Джон наш друг… В смысле, наш с Эхо. Ему нужна была помощь. А мы на станции 20 дней почти без дела. Вот и решили немного развлечься, всё-таки исторический квест, а не какая-то чепуха.
— Так с вами ещё и Эхо? Она в порядке? Она где?
— В данный момент на работе. В порядке. Ну насколько можно быть в порядке на нашей работе.
— А вы, миз Смит, тоже на нервной работе в Службе интеграции? – скептически поинтересовался Джейк.
Лекса отрицательно замотала головой.
— И кто же вы по профессии?
— Какое это имеет значение? – слегка ощерилась Смит.
— Пытаюсь понять спецконтингент и оценить масштаб катастрофы.
— Я просто техработник.
— Она крутой технический специалист, – тотчас поправила Кларк. – Очень умная.
«В свете текущих событий это комплимент или оскорбление?» – задумалась Лекса, впрочем, не сильно обольщаясь на свой счёт.
— А! То есть играют умные и очень умные? – заключил Джейк, переводя взгляд с дочери на Смит. – Будем надеяться, что таких на станции меньшинство.
— Пап, ну мы уже всё поняли, больше в подобные авантюры не ввяжемся.
— Да ты ещё с этой не разобралась! У игроков спецчипы, которые не извлекаются из организма. Мы с матерью всю ночь работали с медиками этой игровой лаборатории. Набрали по объявлению дилетантов!
— Ну Джаспер же пришёл в себя, вы молодцы.
— Это не значит, что больше никто не впадёт в кому или не будет травмирован иначе… – Джейк вдруг посмотрел на руку Смит. – Лангетка где?
— Ааа… меня Кларк излечила – она же друид.
— Кто-о? – глаза доктора изумлённо округлились.
Гриффин зажмурилась, втянув голову в плечи.
— Ну это такие древние врачеватели, травки всякие знают и прочее, – неловко улыбнулась Лекса. – Да и эффект плацебо никто не отменял.
— Очень умная, говоришь? – отец перевёл суровый взгляд со Смит на дочь. – Вот что, «травяной врачеватель», Эйдана оставишь у нас, пока твоя игра не закончится.
— Что?! Нет! – возмутилась Кларк.
— А что прикажешь делать 12-летнему ребёнку, если ты ночью впадёшь в кому? Ты хоть представляешь, какой это для него будет стресс?
Лекса с сочувствием посмотрела на Гриффин. Вот уж кто вляпался, так вляпался с этим исторически-фэнтезийным квестом: с одной стороны пресс со стороны родителей, с другой – ответственность за ребёнка. Да ещё сама Смит масла в огонь подлила с этим идиотским пари.
— Хорошо, пусть ночует у вас, – тихо пробормотала Кларк, – но на день я его буду забирать, тем более что вы с мамой периодически на дежурствах. Кстати, а что ты скажешь маме, почему Эйдан ночует в каникулы у вас?
— Правду. Я своим близким не вру, – жёстко объявил Джейк. – Миз Смит, а вы своим родственникам тоже не рассказали об опасной игре?
Туго сглотнув, Лекса неловко повела плечом.
— Ну-у… никто ж не знал, что игра опасная.
— Теперь знаете. Семью надо поставить в известность. Если с вами что-то случится, они должны знать, куда обращаться, что говорить.
— Угу.
— Миз Смит, я вижу, что вы врёте и никого предупреждать не собираетесь, – лоб мужчины разрезали строгие поперечные морщинки.
Лекса невольно покраснела. Почему-то не хотелось, чтобы доктор Гриффин записал её в обманщицы.
— Я не… вру. Просто мне… некого предупреждать.
— А родителей? Они на Земле?
— Нет. У меня их нет.
Кларк осторожно покосилась на Лексу.
— Простите, не хотел бередить рану, – виновато произнёс Джейк.
— Бередить нечего, – отозвалась Смит, крепко сжимая подлокотники кресла. – Родителей у меня никогда не было и раны, соответственно, тоже.
Доктор недоверчивым взглядом прошёлся по девушке, но ответить ничего не успел – открылась дверь кабинета.
— Привет, – улыбнулась Эбигейл мужу, заходя вместе с внуком в помещение. – Сказали, что ты в секторе. Эйдан, а вот и мама Кларк нашлась.
Лекса тотчас поднялась на ноги, чувствуя себя ещё более неловко, чем минуту назад. Когда она просила дежурного доктора разрешить навестить «друга» – Джаспера, то понятия не имела, что говорила с матерью Кларк. Вот так в одно утро познакомиться со всем семейством Гриффинов – что могло быть неожиданнее и неудобнее?
Взгляд Эбигейл вдруг переместился на Лексу.
— Навестили друга? Всё в порядке? – поинтересовалась она.
— Да, спасибо, – тотчас кивнула Смит и повернулась к Джейку. – Доктор Гриффин, я пойду… можно?
— Нет, я ещё не осматривал ваше запястье…
— Так, стоп! – прервала Эбигейл. – Изо всех здесь присутствующих на работе только я. И обеденный перерыв у меня давно закончился. Поэтому я сдаю вам Эйдана и ухожу работать. Что там у вас с запястьем, мисс? Идёмте я осмотрю.
— У меня всё в порядке, честно, не надо осматривать, – запротестовала Лекса.
— Эбби, ступай работай спокойно, я сам осмотрю, – Джейк улыбнулся супруге, а затем обратился к внуку: – Эйдан, мама Кларк разрешила тебе в каникулы ночевать у нас, в твоей новой квантокосмической комнате!
Глаза мальчугана заблестели.
— Что, правда?! – обрадовался он.
— Дедушка, – в голосе Кларк появились строгие нотки, – не слишком много квантовых гаджетов для ребёнка? Ещё и ночевать в игровой!
— Надо же! От кого я слышу о вреде игр, – Джейк недовольно глянул на дочь. – Я сказал, что Эйдан может спать в игровой, а не играть по ночам. Чувствуешь разницу?
Кларк поджала губы, храня виноватое молчание.
— Так, я чувствую, – вдруг подала голос Эбигейл. – Чувствую, что что-то происходит. Что?
— Дорогая, не волнуйся, всё хорошо, – заверил Джейк. – Иди, тебя пациенты ждут. А мы пока с Эйданом и Кларк на новые аттракционы сходим.
Одобрительно кивнув мужу, миссис Гриффин наконец вышла из кабинета.
— Дедушка, извини, но мы с Эйданом днём идём в кино, мы уже билеты купили, – Кларк смущённо улыбнулась. – Я приведу к вам Эйдана вечером. А на аттракционы завтра сходим.
— Тогда послезавтра пойдём, завтра дежурство у меня.
— Договорились. И спасибо, что… – Кларк бросила многозначительный взгляд на дверь, за которой недавно скрылась мать, – ничего не сказал.
— Всё, идите в кино. А мне надо посмотреть, чего там древние врачеватели сотворили.
Лекса и Кларк быстро переглянулись, однако так же быстро отвели друг от друга глаза.

[XXI.]

XXI.

Паника толпы – страшное явление. Напуганные люди в одно мгновение способны превратиться в животных. Они ведут себя так, как не стали бы в обычных условиях. Кого-то страх парализует, кого-то заставляет спасаться бегством, кого-то делает агрессивным. Но главное – паника заразна, и остановить её крайне сложно. Вот и публика амфитеатра (несмотря на то, что землетрясения случались и раньше, и даже были мощнее) внезапно запаниковала из-за нескольких громких выкриков «Кара Богов!», «Мы все умрём!», «Бегите! Спасайтесь!».
Вздрогнув, Кларк ошарашенно уставилась на Эхо. Хотя точнее будет: на Разбойницу, спокойно взирающую на деяние своих рук, то есть голоса.
— Ну а что? – пожала плечами Лавуа с видом святой невинности. – Трезубец у нас, а ни черта не происходит. Понятно, что либо у Мёрфи игра сломалась, либо это не тот трезубец. А Лекса не хочет исполнять приказ Чёрного Колдуна. Значит, сначала убьют её, потом Роана, ну и нас для полного комплекта.
— Чёрного Колдуна? – изумлённо переспросила Гриффин и быстро перевела взгляд на VIP-трибуну.
Однако все люди давно перемешались, толкали, давили друг друга, а кого-то даже скинули в «яму».
— А кто ж ещё? – медленно закивала Эхо. – В Риме чёрное носили во время траура, а вчера этот «богоравный» был в синей тунике. И что-то скорби я на его лице не видела сегодня – пришёл веселиться, да ещё жену в красном прихватил. Явно же, Красная Колдунья.
— Значит, на вершине скалы на прошлом уровне игры это мы видели их, – сделала вывод Искусница.
— Очевидно, они живут вне времени. И будут встречаться нам на каждом уровне.
— Ладно, оставим в покое Колдунов, – прервала Кларк. – Где другой трезубец теперь искать?
Гриффин непроизвольно посмотрела на «яму». Там Воительница, выпутав из сети Друсу, взвалила её себе на плечо и уносила с арены.
— Откуда я знаю? – буркнула Эхо. – Может, в храме какого-нибудь Нептуна, как и думали с самого начала…
— Ты имеешь в виду статую? – как-то неуверенно поинтересовалась Э’Мори.
Девушки внезапно уставились друг на друга.
— Тюремщик! – первой озвучила мысли всех Кларк. – Где он сказал статуя Друсы? Куда перенесли?
— В Большую палестру, – быстро отозвалась Разбойница. – Это тут, совсем рядом!
— Ага… Буквально вот за этой толпой, которая ломится во все щели, снизу и сверху.

Да, Лекса прихватила с собой Друсу с арены. А что ещё оставалось делать? Золотой трезубец не вывел игроков со 2-го уровня. Вероятно, у ретиария первоначально был другой трезубец. Смит надеялась, узнать об оригинале, когда Друса очнётся.
Поскольку выход из «ямы» сливался с проходом с нижних трибун, Воительница решила не рисковать и уйти через маленькую дверь, в которую утаскивали тела умерщвлённых на арене животных и людей. Однако в помещении её ждал сюрприз.
— Оставь её! Немедленно! – послышался холодный высокомерный голос.
В неровном свете факелов Лекса разглядела шикарную римлянку в красных одеждах. Ту самую, что сидела на нижней трибуне рядом с Шейнием Хедием.
— О! Сама хочешь её понести? – усмехнулась Смит. – Держи! – Воительница спустила с плеча на пол тело Ниа Друсы. – Успеешь? Пока это помещение не осыпалось и нас здесь не завалило?
— Отойди от неё!
Шармейния чуть приподняла руку, поворачивая ладонью вверх, и меж её пальцев заискрились маленькие молнии.
— А чего так нелюбезно? – нахмурилась Воительница. – Я вообще-то жизнь ей спасла. Твой муж явно затаил на неё обиду. Или на тебя?
Глаза Красной Колдуньи недобро сузились.
— Ясно. Антагонистам не пристало испытывать благодарность. Ну хорошо, добавь к землетрясенью ещё молнии. Всех нас здесь и похоронишь.
— Хорошо, поднимай её и следуй за мной, – надменно велела Шармейния.
Надавив на камень в стене, Колдунья открыла тайный проход. Лекса едва не присвистнула: вот бы историки подивились вольностям, которые позволили себе создатели игры. Хотя в объявлении Мёрфи предупреждал, что настоящим историкам лучше не играть.
Проход вывел троицу в беседку среди красивого сада с виноградниками. Воительница уложила Друсу на скамью и вручила Колдунье золотой трезубец.
— Так понимаю, это не артефакт, – иронично объявила Смит.
Шармейния надменно улыбнулась и слегка кивнула:
— Правильно понимаешь.
— Предлагаю сделку: ты мне рассказываешь, где «правильный» трезубец, а я – как спасти твою возлюбленную от смерти.
— Какой смерти? – Колдунья тотчас перевела взгляд на Ниа. – Она жива.
— Поверь, это ненадолго.
— С чего ты взяла?
— Я знаю историю этой эпохи.
— Продолжай, – повелительным тоном сказала Шармейния.
— Я могу доверять тебе? Коварство не возьмёт верх над благородством аристократической крови, когда ты узнаешь тайну?
— Ты до сих дышишь, – жёстко отчеканила каждое слово Колдунья.
Лекса не очень поняла логику, но, видимо, это означало, что доверять можно.
— Вулкан, что дымится на горизонте в ближайшее время проснётся. Он похоронит под лавой и пеплом этот город и всех людей. А заодно и города Геркуланум, Оплонтия, Стабии. Так что, если хочешь спасти её, – Лекса перевела многозначительный взгляд на Друсу, – отправь подальше отсюда.
Поджав губы, Шармейния несколько секунд молчала, а затем вдруг натужно выдавила:
— Благодарю, Воительница.
— Влюблённым надо помогать, – мягко улыбнулась Смит.
— Что ж, я не привыкла оставаться в долгу. Я отдам тебе то, что ты ищешь… В этой эпохе. Но в другой – не рассчитывай на мою благосклонность.
— Даже не думала.
Лекса развела руками в капитулирующем жесте. Взглядом Колдунья указала на виноградник слева от беседки.
— Там тайный ход, он приведёт тебя, куда нужно.
— Спасибо.
— Прощай, Воительница. И помни, что я сказала…

Жрица, Разбойница и Искусница замерли перед статуей Друсы в натуральный рост.
— Как всё-таки красиво ваяли скульпторы в античные времена, – заворожённо произнесла Кларк. – Мрамор будто воздушный, кружевной.
— Интересно, а я так смогу? – Э’Мори придирчиво рассматривала каждый дюйм статуи. – Наверное, с двумя руками – нет. Вот, если бы четыре было…
— Ну и долго смотреть будем? – послышался за спинами девушек голос Смит. – Ломать надо и забирать трезубец.
— О! Лекса! Ты откуда? – Эхо первой обернулась к Воительнице.
— Да недалеко тут гуляла… с Красной Колдуньей.
— Чтооо? – насторожено переспросила Кларк и тотчас огляделась по сторонам.
Однако в Палестре всё было тихо, несколько юношей купались в бассейне в центре «спортивной территории», ещё несколько занимались гимнастикой и метанием диска. Этих смельчаков землетрясение явно не напугало.
— Откуда ты знаешь про Красную Колдунью? – удивилась Разбойница.
— Так Роан сказал. Он же у нас мудрый Маг.
— Когда сказал?
— Да ещё перед первым боем. А что?
— А почему только тебе сказал? – возмутилась Эхо.
Лекса пожала плечами:
— Может, волновать вас не хотел. А я всё-таки Воительница – у меня нервы крепкие.
— И безграничная скромность, – скептически добавила Жрица.
— Сомнительная добродетель. Как и неуместная сдержанность.
— Конечно, а лучше – распущенность…
— Так, спокойно, – прервала девушек Разбойница. – С пороками и добродетелями будете разбираться, когда окажемся подальше от Везувия. Лекса, ломай статую!
Смит вытащила меч из ножен, но прежде, чем пустить его в ход, спросила:
— А где Роан? Он не должен в этот момент находиться рядом? Мы все перейдём на другой уровень?
Девушки начали озадаченно поглядывать друг на друга, похоже ответа ни у кого не было. В тот же момент на горизонте над вулканом клубы дыма стали активно разрастаться.
— О чёёёрт… – мрачно протянула Эхо. – Ломай живо, пока мы все не остались на этом уровне!
— Без Роана я не уйду!
— Как ты там сказала? – вдруг подала голос Кларк. – «Ты готова рискнуть пятерыми людьми?»
Лекса заскрежетала зубами и перевела тяжёлый взгляд на статую Друсы.

XXII.

Чтобы не заспаться в утро Рождества, Гриффин поставила будильник на 8:00, то есть сразу по окончании игрового дня. Однако Эйдан проснулся раньше – Кларк нашла его в гостиной возле Ёлки. Мальчуган уже распаковал свои подарки (в том числе от бабушки с дедушкой) и даже не заметил появления матери. Конечно, Эйдан знал историю своих настоящих родителей, но поскольку окружающие стали называть его тётю «мама Кларк», 5-летний ребёнок быстро привык к этому.
— С Рождеством, котёнок! – улыбнулась девушка, обнимая и целуя сына. – О! Смотрю, бабушка с дедушкой тебе квантовые гаджеты подарили? Береги глаза.
— Да-да, я берегу, – отозвался Эйдан, не отрываясь от своего занятия. – И зарядку для глаз тоже регулярно делаю.
— Угу, даже не сомневаюсь. Я – готовить завтрак. Через 15 минут приходи на кухню.
— Да-да.
— Повтори, пожалуйста, что я сказала? – иронично попросила Кларк.
— Зарядка для глаз. Делать.
— Эйдан, это ты сказал. А я сказала, чтобы через 15 минут на кухню пришёл.
— А! Хорошо.
Нежно потрепав сына по волосам, девушка вышла из комнаты и прикрыла за собой дверь. Прежде, чем готовить завтрак, она позвонила по квантфону Мёрфи.
— Привет, Кларк, – послышался усталый голос на другом конце «треугольника».
— Джон, скажи мне, что с Роаном Айсли всё в порядке, и он тоже выбрался со 2-го уровня?
— Судя по показателям, должен был. Хотя у нас в лаборатории была очень тяжёлая и длинная ночь.
— Да неужели? – нахмурилась девушка. – А мы среди гладиаторов, тигров, вулканов – отдыхали! Особенно, памятуя о том, что ты запретил нам погибать.
— Ладно-ладно, не заводись. Мы почти решили проблему с комой. То есть, решили, просто игрок-Менестрель сейчас под наблюдением, на всякий случай.
— Он пришёл в себя?!
— Да. Кстати, огромная благодарность твоим родителям! Всю ночь работали с нашей командой.
Зажмурившись, Кларк едва не выругалась вслух.
— Джон, я надеюсь, у тебя хватило ума не говорить им, что я тоже участвую в этой игре?
— А они что, не знают?
— Джон! Я тебя убью!
— Я им не говорил! – тотчас выпалил Мёрфи. – И я не знаю, знают ли они! Имена игроков – конфиденциальная информация. Ну, разумеется, теперь они в курсе, кто Менестрель, поскольку забрали его в медицинский сектор.

Будильник Эхо тоже прозвенел в 8:00, но потому, что ей надо было в девять быть на работе. Вспомнив про Роана, девушка тут же бросилась в гостиную. Парень без движения лежал на полу недалеко от дивана.
— Твою мать!.. – простонала Лавуа, приземляясь на колени рядом с Айсли. – Нет, пожалуйста!.. Только не кома!

[XX.]

XX.

Ни за один поединок Кларк не переживала так, как за финальный. Даже, когда Эхо (представленная, как бестиарий-сагиттарий) палила из своего лука, словно из квантомёта, Гриффин видела и находящуюся возле «ямы» Лексу, готовую в любую секунду прийти на помощь, и Роана, плетущего заклинание «Голоса», чтобы отвлекать и пугать животных (на которых не хватило мяса, снотворного или вина). Первый поединок, где против Воительницы выставили двух карликов, вообще походил на балаган: Смит играючи лишила их оружия и столкнула лбами. Во втором «богоравный» (наблюдавший за боями с самой ближней к «яме» трибуне) велел выставить против Лексы гладиатрису-галла с копьём – не самый «удобный» соперник. Воительнице пришлось повозиться, чтобы вымотать её. Гладиатриса запросила пощады, и публика спрятала большой палец в кулак – призывая Смит вложить меч в ножны. Только после этого Шейний Хедий объявил Роанию, что Лексия достойна сразиться с лучшим ретиарием Помпеи. Воительнице дали пару часов отдохнуть, пока в амфитеатре шли другие бои и представления. В это время Кларк зашила Смит небольшую рану от копья и обработала ссадины. Правда, в процессе Лекса задремала, и её не тревожили до самого финального поединка. Она даже пропустила бой Ниа Друсы с димахером: мало того, что «двоесабельник» был одним из самых грозных типов гладиаторов и против ретиария не выставлялся, так ещё и мужчиной (смешанные бои не разрешались! но не для этого города). Может, в других амфитеатрах трезубец был неприглядным символом бедных рыбаков, однако в Помпеях золотой трезубец Друсы точно был символ Богов! И публика пришла в неописуемый восторг, когда ретиарий вогнала своё страшное оружие димахеру прямо в горло под шлем. В тот момент Гриффин с трудом поборола спазмы желудка и поспешила вернуться из амфитеатра в квадрипортикус, где оставила Лексу под присмотром Искусницы.
Воительница уже облачилась в доспехи, а Э’Мори заканчивала заплетать ей тугую косу.
— Спасибо, – благодарно кивнула Смит шенгаре.
— Ты лучшая воительница, которую я встречала, – объявила та. – Помни, ты справилась даже с тираннозавром!
Лекса выдавила почти безмятежную улыбку.
— Пора, – напряжённо произнесла Гриффин, не сводя тревожного взгляда со Смит.
Понимая, что девушкам нужно остаться наедине, Искусница сказала, что пошла на трибуны, и покинула помещение.
— Слушай, – первой прервала тишину Кларк, – ты не обязана выходить на этот бой. Мы что-нибудь придумаем… проследим за Друсой… а Эхо – украдёт трезубец.
Воительница иронично повела бровью.
— Зачем красть, если победивший в бою на законных основаниях получает оружие проигравшего?
— Да потому что она ужасна! – выпалила Гриффин.
— Кто?
— Эта Ниа Друса! Я только что видела её бой. Она одолела здоровенного гладиатора с двумя мечами. И явно не запарилась! Как будто играла с ним для потехи публики, а потом… В общем, не надо выходить с ней на бой!
Зелёный взгляд Лексы потемнел и сделался задумчивым.
— Смотрю, ты совсем не веришь в меня. Мило.
— Да пойми ты: ты просто обычный человек, и то, что твой персонаж воин, не делает воином тебя! Ты не справишься с ней!
Не сводя глаз с Гриффин, Смит пожала плечами:
— Значит, тебе больше не придётся терпеть меня в игре. Да и в реале тоже.
— Д-у-р-а, – раздражённо процедила Жрица.
— Ч-что?
— Ты слышала!
Шумно выдохнув, Лекса покивала головой. Раздражение Кларк передалось и ей. Бросив короткий взгляд на проём, ведущий во двор квадрипортикуса, Воительница стремительно приблизилась к девушке и, сделав вместе с ней два шага к стене, вжала Гриффин в оную.
— Может, и дура, но не заледеневшая стерва!
Смит впилась жгучим поцелуем в губы Кларк. Опешив, Жрица стояла точно парализованная и даже не сопротивлялась. Лекса оставила её в покое так же внезапно, как набросилась. Не глядя на Гриффин, Воительница подхватила свой меч с каменной скамьи и решительно вышла на улицу, направляясь в амфитеатр.
— Я не стерва, – опомнившись, бросила вдогонку Кларк, а потом тихо добавила: – и не заледеневшая…

Лекса была зла! Очень зла! И не столько на Гриффин, сколько на себя! Да ещё эта Ниа Друса с холодным голубым взглядом… Уж слишком этот взгляд напоминал взгляд Кларк. Это дико распаляло. Понятно, что ретиарий пыталась навязать бой на дистанции, бросая свою сеть, конец которой был привязан к её запястью. Но Воительница каждый раз успевала увернуться или прокатывалась по песку, чтобы не попасться. Несмотря на то, что любимицей публики явно была Друса, ловкость Лексы тоже не осталась незамеченной – одобрительные крики и аплодисменты слышались всё чаще. В какой-то момент Смит оказалась совсем рядом с сетью: ухватив её за один из свинцовых грузиков, Воительница что было сил дёрнула сеть на себя. Ретиарий по инерции сделала пару шагов вперёд. Однако через мгновение она с ещё большей силой потянула сеть к себе. Этого Лекса и ждала – ринулась в атаку, чтобы принудить Друсу к ближнему бою. Кинжалом ретиарий тотчас перерезала веревку на запястье и ухватили трезубец двумя руками. Уроки фехтования в реале, и правда, не прошли даром: Смит чувствовала в себе не только силу и знания своего персонажа, но определённый навык. Это придало уверенности, всё чаще Лекса атаковала, а не оборонялась. На память вдруг пришли слова Искусницы: «ты справилась даже с тираннозавром», однако тотчас догнала и реплика Жрицы: «то, что твой персонаж воин, не делает воином тебя». Смит замешкалась лишь на секунду, но Друсе хватило этого: трезубцем она зацепила меч Лексы и вырвала его из рук Воительницы. Ледяная усмешка растеклась по губам ретиария.
Кларк вскрикнула и в ужасе отвернулась от арены. Они с Эхо и Э’Мори наблюдали бой с самого последнего ряда верхней трибуны. В то же время Разбойница положила стрелу на тетиву, готовая в любой момент выстрелить в Друсу.
— А у тебя трезубец полностью золотой или только позолоченный? – весело полюбопытствовала Смит, потихоньку отступая. – Вряд ли полностью. У золота очень высокая плотность, это один из самых тяжёлых металлов. Ты бы не смогла удержать такую тяжесть. А хозяин, наверняка, убедил тебя, да и всех, что твоему трезубцу цены нет. Что, он тот ещё обманщик, да?
Лекса кивнула на нижнюю трибуну, где сидели местные VIP-персоны. Ниа тоже глянула туда, правда, тут же вернулась взглядом к Воительнице.
— Вот говорят, и жену он свою обманывает, – продолжила Смит, за собой увлекая Друсу. – С тобой. Это правда? Ты не сердись, что интересуюсь, просто Шармейния красива… как Венера. Я бы с радостью утешила её. Не знаешь, она не против… женского утешения?
— Не против, – вдруг впервые подала голос Ниа, и он был глубокий, холодный, надменно-самоуверенный. – Но ты её не получишь.
Воительница остановилась и хищно улыбнулась:
— А! Так и знала, что это просто уловка. Не хозяина ты ублажаешь, а хозяйку, да?
В глазах женщины сверкнула ярость, она ринулась на Лексу. Вот только пока Смит отвлекала её разговорами, ретиарий не заметила, куда заманила её Воительница. Как только нога Друсы ступила на сеть, Лекса нырнула под трезубец, метнулась в сторону и дёрнула за собой эту самую сеть. Ниа рухнула навзничь, и в тот же момент Смит навалились на неё, накрывая другой частью сети и запутывая окончательно.
Публика взорвалась криками удивления, восхищения и разочарования. Мнения, однако, что делать с Друсой разделились, одни кричали «Помиловать», другие – «Смерть».

— Кажется, мы неплохо развлекли помпейскую публику, – заметил Роан, который уже несколько часов подряд находился в «свите» Шейния.
Конечно, умом он понимал, что это не реал, и все гладиаторы раненые или убитые – всего лишь игровые персонажи, но всё равно столько времени взирать на кровавое, жестокое представление было трудно.
— Благородный Роаний, твои гладиатрисы действительно умелые воины, – со знанием дела похвалил Флавий Витурий.
Сидящие вокруг согласно закивали.
— Шейний, публика ждёт твоего решения, – обратилась к мужу Шармейния. – Пощади Друсу.
— А, по-моему, публика сегодня недовольна Друсой, – прохладно отозвался супруг и поднялся со своего места.
Поскольку он был мунерариусом (спонсором) игр, то принимал и окончательное решение о судьбе гладиатора. Шейний Хедий поднял большой палец вверх. Роан знал, что это символизирует обнажённый меч, то есть смерть. Вопрос – знала ли об этом Лекса? Видела ли это в документалках и статьях или большую часть времени в реале посвящала фехтованию?
Между тем Смит поднялась с поверженного врага, наполовину выпутала Друсу из сети и отобрала трезубец. Она замерла на несколько секунд, словно ожидая чего-то, потом потрясла оружием, но по-прежнему ничего не происходило. А публика (теперь уже вся) скандировала: «Смерть»! Лекса ударила Ниа в висок обратной стороной трезубца, вырубая. После этого снова посмотрела на своё оружие, а затем на Роана. Тот без слов понял, что подруга ждёт перехода на следующий уровень, как было с зубом тираннозавра. Вот только всё и все остались на своих местах.
— Твоя гладиатриса отказывается выполнить мою волю? – строго спросил Шейний, оглядываясь на Роана.
— Эмм… По новым правилам… в Риме… женские бои запрещено заканчивать смертью, – выдавил Маг. – Император вообще думает запретить женские бои.
Свита Шейния изумлённо зароптала.
— Мы не в Риме! – сурово отрезал тот. – Это Помпеи!
В тот же момент, словно вторя грозным словам Шейния, задрожала земля. Роан тотчас перевёл взгляд на горизонт, где безмятежно дымился Везувий.
— Кажется, сегодня трясёт сильнее, – подал голос Флавий.
И снова земля задрожала, а каменные сооружения стали то тут, то там осыпаться. Люди на трибунах засуетились и начали пробираться к выходам.

[В вентиляцию Брутса она затащила! Папа мисс Паркер указ изготовил...]

Джарод мисс Паркер лет пять не тревожил:
В итоге притворщика поиск заброшен,
А Мисс жизнью личной заняться решила -
В вентиляцию Брутса она затащила! 

Папа мисс Паркер указ изготовил...